Наследие некроманта - Страница 84

Понуро поднявшись, гном и Лени зашагали к костру, а я перевел взгляд на стоявшего рядом ниргала.

— Не нависай! Думать мешаешь.

Скрипнув доспехами, ниргал сделал широкий шаг назад, и мне сразу стало легче дышать. А то нависает над головой, как… как надгробие.

Убедившись, что меня никто не слышит — ниргал не в счет, — я тихо пробормотал, обращаясь к самому себе:

— Ну что? Допрыгался? А как ты хотел? Тебе не могло везти вечно.

Сделав глубокий вдох, я резко напряг мышцы и заставил себя сеть, в любой момент ожидая почувствовать ослепляющую вспышку боли. Обошлось. Хотя я бы предпочел почувствовать боль, чем не ощутить ничего. По словам Лени, во мне понаделали кучу дырок, а я ничего не чувствую.

Света, горящего в десяти шагах от костра, хватило, чтобы разглядеть свое тело, и я занялся его изучением. На лице оказалась лишь одна повязка — правую щеку перехватывал бинт, и я его решительно содрал. Почти ничего не чувствующими кончиками пальцев пробежался по раненой щеке и сразу же наткнулся на дырку толщиной с мой мизинец. Щека пробита насквозь, по меньшей мере два-три зуба бесследно исчезли. И никакой боли. За все время, что я ощупывал края раны, засовывал в продырявленную щеку палец, я не ощутил ничего, даже отдаленно напоминающего болевое ощущение. И никаких следов крови. Словно рана давно зарубцевалась.

Пошевелив перед лицом туго перемотанными руками, я принялся разматывать укрывающее мое тело бинты и не останавливался до тех пор, пока последняя повязка не слетела. Я остался сидеть в снегу абсолютно голым, и все еще ничего не чувствовал. Для того чтобы понять общую картину повреждений, хватило бы снять и половину повязок, но под конец мною двигало некое ожесточение смертника.

А я был именно смертником. С такими ранами не живут, это точно.

Начиная с шеи, которая чудом не получила свою долю дырок, мое тело было покрыто ранами, резко выделяющимися на фоне белоснежной кожи. На груди и животе не меньше пяти следов проникновения ледяных щупалец, на ногах — еще больше. Спину я не видел, но уверен, что щупальца ее тоже не обошли своим вниманием. По краям ран, плоть вздулась буграми, но не сомкнулась, закрывая ранение. И снова никаких следов крови.

«Да жив ли я вообще? — как-то лениво подумал я, подавляя зарождающийся в груди смех безумца. — Кровотечение отсутствует, раны не закрываются, боли не чувствую. Как есть мертвяк».

Будь здесь отец Флатис, уже, небось, готовил бы очищающий костер, с радостной молитвой на устах.

Вспомнив о старике-священнике, я не выдержал и сдавленно хихикнул.

Точно спалил бы меня, не задумываясь. И дрова выбрал бы самые сырые. Чтобы очищающие муки подольше длились. А сам встал бы рядом в своем белом балахоне и не сводил бы с меня глаз, пока не сгорит последняя косточка. И все с милой ласковой улыбкой всепрощения на устах…

Это оказалось последней каплей, и я зашелся в диком хохоте. Голый, весь покрытый ранами и сидя в снегу, я неудержимо хохотал, колотя кулаками по земле от избытка чувств.

Остановиться мне удалось, только когда я увидел перепуганные лица спутников, остановившихся от меня в трех шагах и не решающихся приблизиться. Утирая слезы смеха, я фыркнул:

— Не бойтесь, со мной все нормально. Ладно, Тикса, тащи сумку сюда. Лени, держи факел перед собой и медленно подходи ко мне. Только не торопись.

Уронив сумку рядом со мной, Тикса укоризненно цыкнул зубом при виде вороха снятых бинтов и, плюхнувшись на землю, принялся их собирать и сматывать. Нет, все же гномы — крайне практичный народец. Меньше эмоций, больше дела. Уважаю.

— Я иду, господин, — без нужды повторил Лени, с опаской глядя на меня поверх пылающего факела.

— Давай, — кивнул я, на глаз прикидывая разделяющее нас расстояние — не меньше трех размашистых шагов.

Когда Лени сделал первый осторожный шаг вперед, я не почувствовал ничего необычного. Никаких болевых ощущений. Зато стало заметно светлее.

— Еще шаг, — поощрил я рыжего. Тот незамедлительно повиновался, и теперь, нас разделял лишь один шаг. Вот только мне показалось, что огонь факела уже лижет мою обнаженную кожу. Полное ощущение полноценного ожога. С невольным воплем, я отшатнулся назад и поспешно прижал горящую огнем кожу к снегу. Перед глазами плясали радужные круги, к горлу подкатил тошнотворный комок.

— И вот так постоянно, господин, — несчастным голосом поведал рыжий.

— Так… а ну-ка еще ближе, — велел я, заранее стискивая зубы.

— Но, господин!

— Еще ближе, кому сказано?! — злобно буркнул я. — Я знаю, что делаю.

На этот раз боль была столь сильной, что меня скрутило в судорогах, и я забился в снегу, хрипя и пуская слюну. Изо рта рвался звериный вопль боли. Теперь я в полной мере знаю, что ощущает сжигаемый заживо человек. К счастью, Лени понял, что я не могу произнести ни слова, и он поспешно отскочил на несколько шагов назад. Испепеляющая боль мгновенно отступила, а когда я инстинктивно распластался на снегу, то и вовсе затихла. Надо мной промелькнула неясная тень, по лицу хлестнула пола черного плаща. Еще через секунду предостерегающе заорал Тикса. Подскочив с земли, я увидел двоих ниргалов, направляющихся к Лени с обнаженными мечами в руках.

— Ниргалы! Стоять! Приказываю! — завопил я во всю силу легких. — Оружие в ножны!

Успел. Ниргалы замерли всего в шаге от побелевшего Лени, стоявшего столбом с трясущимся факелом в руке. С холодным шелестом мечи скользнули обратно в ножны, ниргалы одновременно развернулись и мерно зашагали в стороны. С всхлипом Лени осел в снег, таращась на меня мутным взглядом. Да уж, смерть была совсем рядом.